«Мы все – просто мусор!» Через что проходили российские оппозиционеры?

Аресты, суды и постоянный страх. Интервью с участницей антивоенных митингов.

Прошло уже более полугода с начала войны, развязанной Россией и Путиным. Сейчас в стране-агрессоре нет крупных протестов, продолжаются аресты и усиливаются репрессии.

С 24 февраля по 9 мая на антивоенных митингах в России было задержано 15441 человек. На протесты выходили тысячи россиян. ООН осудила произвольные аресты, а Human Rights Watch сообщила о многочисленных нарушениях прав человека. На сегодня заведено 224 уголовных дела против сторонников мира с Украиной.

Что же чувствуют митингующие, которые выходили на площади ещё в феврале? Что они видели и как это на них повлияло?

Марина, 22х-летняя студентка из Санкт-Петербурга, была грубо задержана, прошла через суд и «воспитательные беседы», столкнулась с давлением от полиции и от её же университета. Она согласилась поделиться своей историей:

– Почему вы решили выйти на митинг?

– Раньше я шла на митинги из-за журналистского интереса и, может, детского любопытства. Я понимала, что люди выходят за бравое дело, но я больше была наблюдательницей, чем участницей.

Протест против войны был другим. Для меня он стал первым осознанным и настоящим. Я была настолько зла, мне было так обидно, досадно и стыдно за страну, что я потеряла всякое чувство страха. Я была готова идти хоть на баррикады! В этом вопросе они, власти, перешли красную черту. Ценности и принципы перевесили чувство самосохранения. Поэтому я и вышла прямо 24 февраля.

Я была так зла, ненавидела Путина так сильно, что мне было всё равно на полицию. У меня был такой настрой: идти вперёд, не зная преград! Дух революции!

А потом, когда я уже вышла на площадь и увидела сгустки черных бронежилетов, наплыв этой волны: там были люди из МВД, из ОМОНа, полиции, с дубинками, с электрошокерами, – тогда я почувствовала сжимающий страх. Почувствовала беспомощность. Я в опасности. Меня никто не защитит. Я будто под прицелом. И вместо того, чтобы высказать своё мнение, я запаниковала, когда пришли эти отряды силовиков. У меня задрожали колени.

Когда митинг закончился – ну как закончился, когда нас всех разогнали, – я возвращалась домой и у меня началась настоящая истерика. Я рыдала от безысходности и не могла остановиться. Шла по улице и кричала, что мы все – просто мусор. Я чувствовала себя мусором. С тобой могут сделать всё, что угодно, и никто не понесёт за это наказание, я ничего не могу изменить. Мы для них абсолютно никто. Мне было очень больно.

– Как полиция обращалась с протестующими? Что самое страшное вы увидели на митинге?

– Я видела, как полицейские просто выхватывали протестующих из толпы! Они вели или даже тащили людей за руки и ноги в автозаки. Они со всех сторон окружали нас, чтобы мы не собрались в большое скопление. А когда кто-то начинал выкрикивать лозунги или хлопать в ладоши – эти «космонавты» начинали нападать! Даже били дубинками!

Помню, как на площади стоял мужчина. Он громко говорил, что он с Украины, призывал к миру, к прекращению огня. Там убивают его семью и друзей! Его обнимали протестующие, много людей рядом с ним плакали. Минут через 5 мужчину задержали.

Одну девушку посадили в автобус за то, что она стояла с голубым и жёлтым цветком. Вторую – за сине-жёлтые шарики. Третью – из-за её сумки, где было написано «Нет войне». Позже силовики схватили ещё нескольких девушек, которые просто взялись за руки!

Мимо проходил парень и снимал всё на камеру – полицейские сразу же налетели, взяли его за плечи и швырнули в сугроб. Он попытался встать, поскользнулся и упал под автобус. Я слышала, как он кричал от боли! У него образовалась гематома на ноге, она стала опухать. Он просил полицейских отпустить его к врачу, но его отпустили только в 2 ночи! Через несколько часов.

А ещё было несколько силовиков в гражданском. Они провоцировали протестующих, чтоб те вели себя агрессивно – тогда можно было бы хватать людей более-менее легально. Они толкали девушек и парней к полицейским или указывали своим «коллегам» просто на какого-нибудь случайного митингующего. Тогда 4-5 человек в черном подбегали, заламывали митингующим руки и уводили.

– То есть, забирали кого угодно? Даже тех, кто ничего не скандировал и тихо стоял?

– Вообще, мне показалось, что брали кого только можно. И случайных прохожих тоже брали. Кто-то выходил за кофе, где-то проходили иностранные студенты. Они шли к себе в общежитие. Были и журналисты со специальными карточками. Но никого это не волновало – всех в автозак!

Скоро и места в машинах стали заканчиваться. Некоторые протестующие проталкивали туда в окна бутылки с водой, еду и даже зарядные устройства. Примерно тогда же полиция взяла в кольцо 10 девушек. Их приставили к стенке и держали так минут 20, пока ждали новую машину. Эти девушки скандировали «мы не боимся!», а потом стали петь «Пусть всегда будет Солнце» и гимн России, пока их не посадили.

А потом схватили и меня через 2 дня. Мне впаяли административное нарушение, и больше я не выходила. Меня могли отчислить из универа.

Может, многие столкнулись с подобным, потому что уже на третий день протестов было настолько тихо, все настолько боялись, никто не выкрикивал ничего. Было так тихо, будто на площади никого и нет. Непонятно было, протест ли это?

– А именно как схватили вас?

– Это было так быстро! Я снимала всё на телефон и не заметила, как меня резко потянули за капюшон, взяли за руки и ноги и унесли в автобус. Там было не протолкнуться, многим прошлось стоять. Я простояла 2 часа. Весь автобус пел песни, когда кто-то открывал двери, все кричали «Нет войне!» Люди были очень сплочёнными.

Потом нас поместили в более тесную машину без окон, её называют «бобик». На ней мы приехали в отделение полиции, там нас сопровождал целый конвой. У нас отобрали все вещи, телефоны, фотоаппараты и т.д. 70 человек держали в актовом зале. Многие сидели на полу, потому что не хватало даже стульев. Было очень душно – нас много, и поэтому полицейские отправили где-то половину ребят в камеры-одиночки. Там они сидели по трое: один спал на маленькой скамеечке, двое вообще на полу.

– Сколько вы пробыли в отделении?

– Меня схватили где-то в 7 вечера, а держали нас до 14:00 следующего дня. 19 часов. Ночью нам выключили свет и разрешили поспать. Но до утра по фамилиям подзывали людей и говорили подписывать протоколы. А потом нас уже ждал автобус – прямиков в суд.

Одна полицейская шутила, что первую партию уже отвезли «на расстрел» и мы следующие. Она шутила, что мы отправимся в газовые камеры. Но это, как она сказала «просто такие шутки. Такой юмор». Та женщина ещё говорила, что уверенна, что нам за выход на митинг заплатили зарубежные правительства.

– Как к вам относились другие полицейские?

– Какие-то – очень холодно, будто даже надменно и отстранённо. А какие-то – просто снисходительно, мол, как же вы надоели, дети, ничего не понимаете, кричите и мешаете нам спокойно работать.

Я спросила у них: «почему вы отобрали у нас телефоны? Это незаконно». Мне ответили: «вы начнёте делать селфи и переписываться. Мы не первый день замужем». Они сказали, что мы через инстаграмм «затеем бунт». Ещё у нас не было часов, а когда заполняешь протокол, нужно указывать время задержания и прибытия в отделение. Я попросила ту полицейскую, которая «просто шутила», сказать, сколько сейчас времени. Она закатила глаза и ответила: «Я не собираюсь тебе помогать».

Нам врали, что по закону мы обязаны сфотографироваться и оставить отпечатки пальцев. Но это делается, только если невозможно установить личность или если заведена уголовка. На нас давили, кричали, нас снимали на телефон, нам угрожали, что посадят в тюрьму.

– Что вы тогда чувствовали?

– Всё это время я была в панике. Мне казалось, что ко мне относятся как к предательнице страны или к военнопленной. Я стала относиться к полицейским, как к врагам. Кто-то пытался им что-то доказывать, что-либо донести, а я даже не хотела смотреть им в глаза. Для меня они уже не были людьми.

В детстве я смотрела фильмы про концлагеря. Я всё думала, неужели надсмотрщикам никого жалко? Раньше я не могла представить таких людей, а теперь я их увидела.

Хотя, справедливости ради, у полицейских не было прям звериной ярости. Всё, что я увидела, это безразличие. Это были уставшие, нервные работники, которые просто хотели, чтобы от них отстали поскорее.

– Как вы справлялись со страхом в заключении?

– Я смогла хоть немного успокоиться только благодаря другим задержанным – все старались друг другу помочь, поддержать. Атмосфера, так сказать, «за решёткой» была очень тёплая и дружелюбная. Мы играли в слова, города, кто-то пронёс телефон и помогал связаться с близкими. Все делились своими личными вещами, у кого-то было немного еды. В общем, мы все сдружились.

Ещё я рисовала. В актовом зале не было ни ручек, ни бумаги, но я хотела себя чем-нибудь занять – и нашла в кармане поломанный карандаш и чеки. Я рисовала окружение, комнату, людей, чтобы не забыть. И это меня успокаивало. И у меня была книга «Сказать жизни ‘’Да’’», забавное совпадение.

А ещё нам всем очень сильно помогли волонтёры из ОВД-инфо и Апологии Протеста. Они принесли нам воду и еду, хотя по закону это нам должны были предоставить сотрудники полиции. Вообще, еды было навалом, целые мешки! Настолько много было небезразличных людей.

Ещё ОВД-инфо бесплатно предоставили нам адвокатессу Сашу. Она всю ночь и всё утро была с нами, отвечала на вопросы, рассказывала о наших правах и говорила, что подписывать, а что нет. Она одна защищала сразу 70 человек!

Во время суда ОВД прислали нам ещё 5-10 адвокатов. Они не только защищали нас, но и подавали апелляции и даже передали наши дела на рассмотрение в ЕСПЧ!

– А как проходило само заседание суда?

– В суд нас завели конвоем. В туалет разрешали идти только с сопровождением и по 5 человек. Каждого в кабинет судьи сопровождал полицейский.

Судья даже не спросила, будет ли у меня адвокат и нужен ли он мне! Тогда я сама решила спросить: «а как же адвокат?». Судья посмотрела на меня с диким удивлением и спросила, есть ли он у меня. Я ответила, что есть, но на самом деле никого у меня не было. Я быстро выбежала из кабинета и просто крикнула на весь коридор: «здесь есть адвокаты?» Так у меня он и появился – отозвалась одна девушка, у которой через несколько минут начиналось слушанье по другому делу. Но она быстро ознакомилась с моим делом и блестяще меня защитила! Это и была Саша.

Потом мне дали право высказаться. Я громко и уверенно перечислила все нарушения со стороны полиции, я сказала, что введение войск в Украину это аморально и бесчеловечно, что это противоречит международному праву. Тогда я почувствовала себя почти революционеркой!

Но, к сожалению, помощь адвоката не помогла. Мне впаяли 10 тысяч штрафа, как и остальным 70 людям. Когда мой суд закончился, я хотела помочь другим задержанным. Рассказывала, как всё прошло, но меня выгнали из здания.

– Кроме штрафа после суда ничего не было? Каких-нибудь звонков из полиции или «воспитательных бесед»?

– Да, было даже две. Ко мне приходил участковый. Он долго стучал, требовал, чтобы я открыла ему дверь, подписала бумаги, что я ознакомилась с беседой и всё такое. Но я отказалась и назвала его полицаем. Он мне в ответ начал угрожать уголовным наказанием и сказал, что за мной придут другие, менее разговорчивые.

Всё обошлось, но я на секунду ощутила страх. Как во времена большого террора. Я не знаю, как ещё описать это чувство. Всепоглощающий ужас. С тех пор у меня начала развиваться тревожность, я не могла ни о чём думать, не могла нормально заснуть. Я до сих пор проверяю ручку двери, закрыта она или нет. Теперь я закрываю дверь на все три замка. Этот одномоментный страх стал хроническим.

А вторая «беседа» была в университете. Там узнали, что меня задержали на митинге. Под угрозой отчисления меня заставили написать, что я просто гуляла и не выражала свою позицию. Мне было так противно! Пришлось предать свои принципы, отказаться от своих убеждений ради безопасности.

Таких как я оказалось ещё 8 человек. Там была девушка, она как-то смогла пронести телефон в отделение полиции и снимала там. Она скинула мне фотографии. А один парень рассказал мне, что его били по почкам. Позже выяснилось, что в моё отделение считалось самым лучшим в городе. «Показательным».

В общем, в универе нас вызывали по одному и задавали очень странные вопросы. Есть ли у меня братья и сёстры? Общаюсь ли я с ними о политике? Что у меня с родителями? Я не знаю, зачем они это спрашивали. Может, хотели запугать давлением на семью.

– Как вы себя чувствовали после суда и этих «бесед»? Как долго это всё длилось?

– Две недели. С одной стороны, я гораздо сильнее стала ценить свободу перемещения. Но ещё я стала очень подозрительной к людям и мнительной. Я ожидала от людей только самого худшего, будто у всех есть злой умысел. Это оставило на мне огромный отпечаток. Везде есть подвох. Зачем мне улыбается кассир? Что тебе надо? Уйди! Я от всех чувствовала опасность. Будто сама себе создала панцирь и думала, что вот-вот кто-то нападёт.

– А как отреагировали ваши близкие на всю эту историю?

– За меня все очень сильно переживали: мама, папа, сестра, друзья, даже дальние родственники и подруги подруг мамы. Они все мобилизовались и хотели мне помочь. Я не ожидала, что так много людей буду за меня волноваться.

Я до последнего ничего никому не говорила. И потом, конечно, мама была в шоке, когда узнала. «А я тебе говорила!», «Не надо было никуда идти!». На самом деле, я думала, что столкнусь с огромной волной осуждения, но этого не было. Было только спокойствие: что? Где? Когда? Адвокаты?

Была готовность помочь связываться со всем миром, со всеми родственниками. Даже незнакомые мне люди хотели как-то помочь. Так что я не была одна, и тогда мне стало немного легче.

– Прошло уже более полугода с тех событий? Как вы сейчас?

– Я до сих пор постоянно проверяю, закрыта ли дверь, закрыт ли глазок. Сейчас в моей голове осталось только чувство самосохранения. Где-то висит зелёная ленточка (символ протеста – прим.), а мне уже страшно её просто сфотографировать, хотя я хочу и делаю это. Я даже сама повязала одну и нарисовала знак «Peace». Но тут же оборачивалась, закрывала лицо, убегала – вдруг с окон меня кто-то увидит.

Иногда я думала о других протестующих – «ну, вот, не я, так они не боятся». И, на самом деле, в последние дни крупных митингов, где-то в марте, я надеялась, что много людей выйдет, я их поддержу. Хотя мне уже даже страшно лайк поставить или написать комментарий. В итоге вышло человек 10-20. И всё! Во всем Питере…

Тогда я поняла, что не готова рисковать своими 4 годами университета. Я не готова рисковать своей свободой, своим будущим. Если ты потеряешь университет – потеряешь работу, не сможешь зарабатывать и так далее.

До сих пор я всё ещё живу в постоянном страхе: ты дышишь, а тебе аж не хватает воздуха. Ты смотришь в дверь и ждёшь, что кто-нибудь в неё сейчас постучится или вынесет её вообще! Каждый раз ты это вспоминаешь, эти моменты, смотришь на эту дверь. Страшно.

В первый месяц у меня были какие-то чёткие ощущения, я могла их проговорить. Сейчас я уже настолько увязла в этом ужасе, что не помню, что я точно чувствовала до него. Во мне что-то закупорилось. У меня уже нет сил на возмущения, только усталость.

Это как абьюзивные отношения: ты можешь спорить, ругаться, а через полгода уже не замечаешь ничего такого. Будто ты стал частью этой новой реальности. Но внутри тебя всё ещё есть это противное чувство, есть сопротивление. И так полгода.

– Есть ли у вас какие-то планы на будущее?

– Да. Моя адвокатесса подала заявление в ЕСПЧ, будем ждать. А я решила уехать в Израиль. Мне надоело жить в тревожности и страхе, каждый раз оборачиваться на улице, скрывать в метро телефон, когда ты что-то читаешь, ибо боишься, что кто-то увидит паблики, в которых ты сидишь, и настучит на тебя. А такие случаи уже были. Надоело бояться обсуждать Украину или критиковать наши власти, надоело шептаться и шифроваться. Надоело слышать от людей, что они «не в политике» и «ничего не решают».

К тому же моя специальность – международные отношения. С одной стороны, дипломаты актуальны как никогда, но с другой – тебе нужно быть адвокатом дьявола и защищать интересы и сглаживать углы для государства, которое начало войну в Европе. Это как быть послом Германии в 1940-е. Совесть не позволяет.

– Чем будете заниматься в Израиле?

– Я планирую отучиться на моушен-дизайнера, мне всегда нравилось рисование, я даже окончила художественную школу. Хочу начать работать в новой сфере.

– Планируете вернуться в Россию когда-нибудь?

– Скорее всего, нет. Страшно.

– А какой вы видите Россию, в которую не страшно было бы вернуться?

– Я вижу в первую очередь изменившихся людей. Более сплочённых, чувствующих ответственность за процессы, происходящие в стране. Будет ненормальным семейное насилие, бытовой расизм, пытки в тюрьмах, а парламент станет местом для дискуссии. На ТВ будет представлено несколько точек зрения. А люди, которые хотят утопить Великобританию с помощью ядерных бомб, будут существовать только в анекдотах.

Я хочу видеть страну, где не принято работать на износ и за копейки. Где полиция защищает граждан, а не бьёт их дубинками. Из тел детей не составляют буквы Z и V. Пустой белый листок, поднятый на улице, не считается правонарушением, а лозунг «фашизм не пройдёт» не считался бы «дискредитацией российских войск».

И, как студентка-международница, я считаю, что для всего этого должна установиться электоральная демократия и парламентская республика вместо супер-президентской автократии. А в политику должно прийти молодое поколение. И было бы круто, если б россияне поверили сами в себя и начали себя уважать. Я хочу видеть людей, готовых защищать свои права. Хочу видеть свободную Россию!

Напомним, что акции протеста проходили во многих городах России, а так же в других странах, в том числе и в Ирландии. Страна поддерживает Украину и предоставила убежище около 48 тысяч беженцам.