Здравствуй, Ирландия. Глава 8. Холодный огонь и “живая вода”.

  • Nasha Gazeta
    Nasha Gazeta
  • 18.01.2019
  • Комментарии к записи Здравствуй, Ирландия. Глава 8. Холодный огонь и “живая вода”. отключены

Пожалуй, это была единственная поездка по ирландской земле, оставившая неприятный осадок. Все остальные, – а я старался использовать все свободное время на разъезды, – доставляли только радость познания нового и новых встреч с хорошими людьми.

Одному в дороге скучно, и я обычно брал с собой семью, а когда ей приходилось задерживаться в Москве, где всегда хватало забот, приглашал кого-нибудь из ирландских друзей. Так, в путешествии в Уотерфорд, на родину знаменитого ирландского хрусталя, меня сопровождала мой большой друг Пэн Коллинз, женщина, обладавшая острым умом, природным чувством юмора, безупречным тактом, феноменальной памятью и обширными знаниями во всех мыслимых и немыслимых областях, включая уфологию.

Практически всю свою жизнь она проработала на телевидении, где готовила самую популярную программу “Позднее, позднее представление”, или “шоу” на современном русском телеязыке. Пэн находилась в вечном поиске интересных людей и оригинальных идей, круг ее знакомств и связей не имел границ, а знания своей страны неисчерпаемы. Когда корреспондент Всесоюзного радио и телевидения в Лондоне Владимир Дунаев решил снять фильм об Ирландии, он обратился ко мне за советом, но я как раз собрался домой в отпуск и порекомендовал Пэн Коллинз. С ее помощью получилась документальная лента, завоевавшая приз на фестивале телевизионных фильмов в ГДР. В работе Дунаева фигурировал офицер английской армии в Белфасте, отлично говоривший по-русски. Его, конечно же, разыскала Пэн.

По пути в Уотерфорд я узнал от нее, что в отличие от работ по дереву и драгоценным металлам производство художественного стекла в Ирландии не может похвастать длинной родословной. Лишь в 1575 году Джакомо Верцелини подал заявку английской королеве на строительство стекольного завода в Ирландии. Но то ли слишком велики были трудности по первопутку, то ли предприимчивый итальянец нашел себе более прибыльное занятие, но так или иначе из этой затеи ничего не вышло.

Новая попытка была предпринята Томасом Вудхаузом и Джорджем Лонжем, доказавшими, что настоящие предприниматели одновременно должны быть опытными психологами и тонкими политиками. Они предложили бизнес-план, который не могла отвергнуть ни одна коронованная особа, обязанная блюсти, прежде всего, национальные интересы и попутно сворачивать шеи непокорным ирландцам. В основу проекта была положена необходимость “сохранить леса Англии и одновременно найти лучшее применение лесным угодьям Ирландии, которые сейчас служат прибежищем для бунтовщиков”.

Политические и военные соображения показались убедительными, и первые стекольные заводы появились в начале XYII века в Карриглассе и Баллингаре на южном побережье острова, богатом лесом и мятежниками. Лес шел на топливо, и промышленные предприятия в те времена предпочитали строить как можно ближе к источникам горючих материалов. А ирландцы, готовые в любой момент восстать против английского правления, получали возможность перейти из разряда безземельных крестьян в категорию бесправных рабочих.

Английские фабриканты ревниво следили за развитием промышленности на соседнем острове, опасаясь конкуренции. В 1746 году парламент в Лондоне принял закон, запрещавший импорт ирландского стекла. Однако в 1780 году ограничения были сняты, и стекольное дело приобрело широкий размах. В Дублине, Корке, Белфасте и других городах возникли новые заводы. Наибольшую известность получило предприятие в Уотерфорде на юго-востоке, где смело осваивали новые технологии.

Этот город был основан задолго до того, как Ирландию наводнили английские войска. Крупный центр торговли и ремесел, обнесенный высокими крепостными стенами со смотровыми башнями по углам, Уотерфорд уступал по своему богатству только Дублину и славился сыром “муллахон”, таким крепким, что справиться с ним можно было лишь с помощью топорика.

“Возле Уотерфорда построен стекольный завод. Все желающие могут приобрести изделия из стекла по доступным ценам”, – возвещало объявление, опубликованное в газете “Даблин джорнэл” в мае 1729 года. Это было первое упоминание в печати о новом предприятии, которое просуществовало недолго, и с ноября 1783 года вступил в строй завод, созданный Джорджем и Уильямом Пенрозами. Они начали производить не только стекло, но и хрусталь. Фирма процветала, и вскоре в городе был отрыт специализированный магазин, а часть продукции пошла на экспорт.

Естественно, в Лондоне не могли пройти равнодушно мимо набирающего силы конкурента английских промышленников. С конца XYIII столетия вводятся новые ограничения, пошлины и налоги, поставившие ирландцев в безвыходное положение, и в 1851 году завод в Уотерфорде был закрыт. Канделябры и настольные лампы, завоевывавшие призы на выставках в Англии и Ирландии, сырье, материалы и гордость завода – паровая машина – все было распродано под стук молотка аукционера.

Остались жить лишь легенды о “старом Уотерфорде”, славившемся чистотой рисунка и редкой прозрачностью и находившем сбыт на рынках Америки, Дании, Испании и Португалии. Коллекционерам приходится только мечтать о вазах наподобие кораблей и наборах певучих “музыкальных стаканов”, о хрустальных бутылях, вокруг горлышка которых понятливые мастера вырезали три выпуклых кольца. Они образовывали лишнюю опору для пальцев, терявших гибкость, и рук, начинавших непроизвольно ходить из стороны в сторону, по мере того, как янтарной жидкости в бутыли становилось все меньше.

Так закончилась глава первая в жизнеописании ирландского хрусталя, заключила свой рассказ Пэн Коллинз. Идея возрождения производства художественного стекла казалась столь же несбыточной, как попытка повернуть вспять колесо истории. Но граждане суверенной Ирландии рассудили иначе. В 1951 году образовалась “Айриш гласс боттл компани”, и в Уотерфорде на берегу реки Сюр, где столетия назад смолкло грузное дыхание паровой машины, вновь стал слышен рев стеклоплавильных печей и скрежет резцов по стеклу. Новое предприятие было оснащено самым современным оборудованием, и для подготовки национальных кадров пригласили специалистов из Чехословакии, Германии и Италии.

Пэн заранее созвонилась по телефону, договорилась о встрече, и на заводе нас ждали. Глава отдела по связям с прессой Томас Хили, профессионально любезный и по-ирландски щедро гостеприимный, предложил познакомиться с производством, что меня немного напугало, потому что сразу вспомнились фильмы последователей социалистического реализма, где разливали пылающий металл и ковали победу в соцсоревновании. В промежутках целомудренно, с оглядкой на партком, любили друг друга, строго соблюдая кодекс строителя коммунизма. К счастью, мои опасения не оправдались. На заводе действительно было интересно.

Хрусталь рождается в раскаленном добела огне при температуре 1400 градусов. Ему дает жизнь дыхание стеклодува, из трубки которого выходят блестящие пузыри, меняют форму под легкими ударами и, отсеченные, уплывают по конвейеру. Затем под резцом мастера возникают хитросплетения звезд и ромбов, лепестки цветов и кольца в самых неожиданных и причудливых комбинациях. В искусстве производства хрусталя все зависит от острого глаза, буйной фантазии и умелых рук. Еще в Уотерфорде максимально увеличивают содержание свинца в стекле, что придает ему особую прозрачность и блеск.

– За последние годы, – рассказывал по ходу дела Томас Хили, – мы потихоньку начали расширяться. Вблизи города построен второй завод, и есть планы создания новых предприятий. При заводе имеются шестимесячные курсы по подготовке стеклодувов и резчиков, где обучение тесно переплетается с производством. Всего у нас работают около двух тысяч человек, средний возраст – двадцать шесть лет. Есть свой клуб, плавательный бассейн, футбольное поле и духовой оркестр.

Такие условия уникальны для ирландских предприятий, а в Уотерфорде их объясняют просто: если на заводе вспыхнет забастовка, потребуется полгода, чтобы вернуть к жизни потухшие стеклоплавильные печи.

В просторной светлой комнате, где разместились художники, проектирующие новые рисунки, меня привлекло объявление с призывом “ко всем любителям шахмат приходить в клуб по вторникам померяться силами”. Оно напомнило товарища моего сына по ирландской школе. Когда я стоял у ворот в ожидании конца уроков, чтобы отвести сына домой, ко мне подошел серьезный карапуз в очках не по носу и пригласил зайти к ним вечером в гости, потому что “мы с папой любим играть в шахматы”. Я стыдливо признался, что в шахматах не силен, чем вконец разочаровал мальчишку. “Русский, а в шахматы не играет”, – осуждающе протянул он и облил меня презрительным взглядом.

Через два года после пуска печей продукция Уотерфорда начала поступать на внешние рынки и в настоящее время продается на всех континентах. Ирландский хрусталь сверкает и переливается огнями на столе, сияет на потолке и дружески подмигивает в руках американцев, англичан, голландцев и жителей многих других стран, украшая жизнь и поднимая праздничное настроение. Изделия из Уотерфорда я видел в магазинах аэропортов Аддис-Абебы и Рима, Джибути и Ларнака, а в США за них запрашивают такие цены, что остается только облизнуться и продолжить свой путь не солоно хлебавши.

Широкий спрос вызван высоким качеством хрусталя, который по-прежнему производится вручную, используя те же примитивные орудия, что и века назад, с той лишь разницей, что колеса резчиков приводит в движение не подмастерье или паровая машина, а электричество. Современная техника также позволяет новые методы выточки рисунков, но весь процесс остается большим искусством. Высокая репутация Уотерфорда обеспечивается большим мастерством стеклодувов, резчиков и граверов, творческой фантазией художников, а главное – строжайшей системой контроля качества – от момента охлаждения стекла и отбивки до упаковки готовых изделий, – сводящей до минимума возможность появления брака.

В демонстрационном зале, где священнодействуют гиды и посетители переговариваются почему-то шепотом, выставлено более полутора тысяч образцов заводской продукции: вазы, кувшины, бутыли, штофы, пепельницы, канделябры, подсвечники, бокалы, рюмки, стаканы и пивные кружки – и все разные. За хрустальные призы, которые делают граверы Уотерфорда, борются легкоатлеты, жокеи, яхтсмены, велосипедисты, киноактеры и режиссеры, исполнители народных песен, танцев и оперных арий.

Старший гравер Томас Уолл продемонстрировал мне хрустальный глобус, на котором без труда можно отыскать Москву, сверкающие вазы с выпуклым изображением городов, лошадей и обязательных для Ирландии святых. Наборы, выпускаемые в Уотерфорде, носят ирландские имена: “Алана” (“девушка”), названия красивейших уголков Изумрудного острова – “Гленкри”, “Кинсейл”, “Киллимор”. Уотерфордские люстры висят в Дублинском замке и Вестминстерском аббатстве в Лондоне.

Сейчас невозможно себе представить Уотерфорд без хрусталя. Да и само сочетание слов “ирландский хрусталь” ассоциируется с Уотерфордом, городом, сумевшим сохранить и приумножить традиции производства замечательного художественного стекла. Во время знакомства с заводом меня потряс до глубины души и шокировал цех технического контроля, где безжалостно разбивали вдребезги готовые вазы, стаканы и прочие изделия, если в них обнаруживали малейший недостаток, не видный непросвещенному глазу.

– Марка фирмы дороже всего, – говорил под стук молотков Томас Хили, грустно провожая взглядом очередную партию осколков. – Уотерфорд выпускает только первосортную продукцию, без видимых и невидимых изъянов.

– Простите, – не выдержал я напряжения. Невыносимо было смотреть, как уничтожают красивые изделия. – А почему бы вам не продавать по сниженным ценам или, может быть, просто раздавать своим сотрудникам продукцию с небольшим браком? Ведь сердце разрывается, глядя на то, что здесь творится.

– Не вы первый подаете эту мысль, – улыбнулся Хили. – Однажды мы пошли навстречу пожеланиям сердобольных граждан. Отдавали брак рабочим, а они дарили своим родственникам и знакомым. Те вначале были счастливы, а со временем обнаруживали изъян и шли в магазин, требуя денег или равноценного обмена. Для нас это был хороший урок, и с тех пор никаких экспериментов.

* * *

С таким же строгим отношением к плодам своего труда я столкнулся в мастерских и центре прикладного искусства в городе Килкенни к северу от Уотерфорда. По дороге туда нас застал такой проливной дождь, что Пэн Коллинз осуждающе качала головой, бормоча: “Ничего похожего я в своей жизни не видывала”. “Дворники” едва справлялись со своими обязанностями, и мощные потоки воды заливали ветровое стекло плотной пеленой. Средь бела дня стало вдруг темно и несколько тревожно. Мрачная ситуация напомнила мне тропические ливни на Занзибаре, когда лучше остановиться и переждать непогоду, чем продолжать движение с риском врезаться во встречную машину. Я поделился грустными мыслями со своей спутницей, на что она возразила: “Ну, с Африкой нас вряд ли можно сравнивать. Если мы чем-то и похожи, так это неспособностью предугадать события завтрашнего дня”.

Мастерские в Килкенни были открыты в 1965 году при активном содействии правительства. Оно же и заказало музыку – разработать образцы новых, оригинальных товаров, которые могли бы успешно конкурировать на внешних рынках с широко разрекламированной продукцией иностранных фирм. Задача показалась бы непосильной людям, выросшим в другой стране, а ирландские художники и дизайнеры взялись за работу с энтузиазмом. Самоуверенность в молодости объяснима и простительна. Питомник молодых дарований разместили в бывших конюшнях средневекового замка маркиза Ормондского, оседлавшего высокий холм, и к зданию ведет скорее тропинка, чем улица.

– Мы работаем не на пустом месте и начинаем не с нуля, – рассказывал директор центра Джеймс Кинг, человек высокообразованный и знающий свое дело до тонкостей. – За три тысячи лет до нашей эры в Ирландии производили изумительную керамическую посуду и потрясающие ювелирные украшения. В XYI столетии Килкенни был знаменит работами по золоту и серебру, а в начале XYII века мы выпускали фаянс. В свое время наша страна славилась мастерами по изготовлению цветного стекла, но сейчас почти ничего не осталось от былых навыков. Народные ремесла в Ирландии были придавлены английскими законами и задушены мануфактурой, где количество пришло на смену качеству, а массовость погубила мастерство.

– С приходом независимости, – продолжал руководитель группы энтузиастов, – мы были поставлены перед жестким выбором: либо слепо копировать иностранные образцы, либо попытаться возродить национальное творчество. Конечно, второй путь требует больших затрат времени, сил и денег, но мы избрали именно его. В Килкенни не пытаются снова изобрести порох или велосипед. Мы следуем народным традициям, втолковываем нашим работникам, что нужно учиться у народа, организуем им командировки в Донегол, Коннемару, на Аранские острова. В общем, в районы, где знают, помнят и ценят свое прошлое, говорят и думают по-гэльски. Но это не мешает нам шагать в ногу со временем и предлагать новые дизайны.

Художники и мастера центра не полагаются только на приливы вдохновения. Они трудятся плечом к плечу с промышленными и торговыми фирмами, чьи претензии, запросы и интересы принимаются в расчет при разработке новых проектов. Хороший замысел одобряется и воплощается в жизнь лишь в том случае, когда готовая вещь привлекает покупателя не только формой и исполнением, но и стоимостью. В Килкенни работают с золотом и серебром, медью и сталью, стеклом и керамикой, деревом, пластиком и тканями. Из мастерских выходят вазы для цветов и одеяла, коврики, скатерти и мебель, ювелирные изделия, детские игрушки и посуда.

– Мы выпускаем все, – говорит Джеймс Кинг, – от гробов до зубоврачебных кресел и мебели для аэропорта. Проектируем новые изделия и придаем новые формы традиционной продукции ирландских предприятий, улучшаем товары и расширяем их ассортимент. Развитие отечественной экономики напрямую зависит от экспорта, а на мировом рынке можно бороться только уникальными товарами оригинального дизайна, и, конечно, с учетом их стоимости. Стараемся стимулировать интерес к работе художников-дизайнеров, проводим конкурсы по всей стране, привлекаем учеников. Готовую продукцию в опытных образцах проверяем на покупателях в магазине, примыкающем к мастерским. Наши изделия можно встретить в Англии, США, ФРГ, Японии, Франции и многих других странах.

На весь мир славится Ирландия холодным огнем хрусталя Уотерфорда, искусно вязанными белыми свитерами Аранских островов, затейливыми керамическими изделиями Арклоу, узорчатым полотном, маслом и сыром, компьютерами и компьютерным обеспечением. Высоко ценятся теплое букле и легкий твид, которые производятся вручную в селах Донегола, вуали и мантильи из воздушных кружев Карикмакросса, графство Монаган. Красочные шерстяные ковры Донегола покрывают полы в Белом доме, Букингемском дворце, Дублинском замке и ирландском парламенте. Еще Ирландия знаменита ароматным виски, согревающим тело и веселящим душу, а также темным бархатным пивом “гиннесс”, в котором многие ирландцы, если не большинство, усматривают смысл жизни.

Заведующий рекламным бюро фирмы “Юнайтед айриш дистиллерс” Тед Боннер, уроженец Северной Ирландии, о чем он не преминул мне сообщить, и человек на редкость энергичный, с места в карьер объявил, что виски изобрели ирландцы. Они первыми познали радость общения с огненным напитком, название которого пошло от гэльского “уиски бита” – “живая вода”. Секрет его изготовления, если верить Боннеру, был завезен в Шотландию коварными ирландскими монахами. Скорее всего, для того, чтобы использовать дополнительное грозное оружие в борьбе с язычеством, за торжество христианской веры. После близкого и продолжительного знакомства с “живой водой” шотландцы легко и доверчиво расставались с каменными идолами и с удвоенной энергией поклонялись импортному божеству.

Шотландцы горячо оспаривают эту версию и утверждают, что им принадлежит пальма первенства. К сожалению, ни одна сторона не способна доказать свою правоту и обосновать ее документально. Остается лишь заметить, что крупные фирмы по производству виски появились в Ирландии в конце XYIII века, а в Шотландии – в середине XIX столетия. Но это можно приписать и дальновидности ирландцев, которые раньше своих соседей оценили высокие экспортные возможности выпускаемой продукции, учтя положительный опыт ирландских миссионеров. Англичане столкнулись с живительным напитком в XII веке, придя в Ирландию с целями, далекими от пропаганды библии. Военные походы отнимали столько времени и сил, а все ирландское отвергалось с таким негодованием, что виски не удостоили должного внимания, и теперь вынуждены довольствоваться импортом.

Как бы то ни было, ирландское виски во многом отличается от шотландского, даже если отвлечься от английского правописания, рекомендующего в первом случае писать на конце слова “виски” – “еу”, а во втором – “у”. Шотландское – на сто процентов продукт солодового ячменя, а ирландское – солодового ячменя пополам с обычным. Светло-коричневую кашицу заливают водой и оставляют бродить двадцать часов. Полученное крепкое пиво кипятят в колоссальных медных баках, пар собирают и трижды охлаждают, постоянно добавляя воду. И так пока не сведут тридцать три тысячи галлонов (галлон – около четырех с половиной литров) до трех тысяч при содержании спирта шестьдесят – шестьдесят пять процентов. Конечный продукт заливают в старые дубовые бочки, служившие ранее тарой для шерри, рома, американского, шотландского или ирландского виски. При хранении каждая бочка передает виски память о прошлом – цвет или аромат.

По закону, виски должно находиться в бочках не менее трех лет. Так и поступают в Шотландии. Но в Ирландии, по давней традиции, его выдерживают минимум семь лет. Затем в подвалах, заставленных рядами темных бочек на деревянных полатях, появляются главные жрецы – дегустаторы. Они решают кардинальный вопрос: из каких бочек и складов пойдет виски в разлив, чтобы смесь соответствовала определенной марке напитка.

– В бутылке ирландского виски, – просвещал меня Тед Боннер, – в среднем содержимое из пятисот бочек из разных подвалов. Чем старше возраст виски, тем ярче его аромат и прочие достоинства. А пить его лучше всего со льдом или содовой водой – и стакан не кажется пустым, и можно продлить удовольствие. Виски пьют не для того, чтобы напиваться.

Действительно, на Британских островах не зазорно закусить после первой рюмки, и гостя не упрекнут в неуважении к хозяевам, если он откажется от второй. Более того, можно провести весь вечер в веселой компании, держа в руке стакан, в который ничего не доливают. Никто не требует пить до дна и наравне со всеми. Глядя на этикетку, русского волнует только число градусов, а ирландец интересуется содержимым бутылки.

Отношение к алкоголю совсем иное, чем в России, где водку возносят до небес, присваивая звания от национального достояния до гордости нации, хотя именно водка убивает и калечит больше людей, чем автомобили. Виски отведено почетное место среди других крепких напитков, но не более того. Никто из кандидатов в парламент не станет рекламировать свои питейные пристрастия в надежде на то, что за любовь к виски его полюбят избиратели.

В конце XIX – начале XX веков ирландское виски не знало себе равных и успешно расходилось по всему земному шару. Сейчас на ведущее место вышло шотландское – по объемам экспорта и распространению на внешних рынках, в основном за счет умелой рекламы, в том числе усилиями Голливуда. А в последнее время наблюдается все более широкий спрос на спиртное без вкуса и запаха. Вероятно, благодаря пришедшему из Америки обычаю сливать воедино разные напитки, подавая эту подозрительную смесь под звучным именем “коктейли”, что переводится как “петушиный хвост”. Бармен имеет возможность заработать, набалтывая в стакане все, что взбредет ему в голову, а посетитель никогда толком не знает, что пьет, но продолжает надеяться на лучшее.

– Самый модный напиток в данный момент – это водка, – признался Тед Боннер, – и наша фирма выпускает “Хуссар водка”, “Саротов водка” и “Нордоф водка”. Если не ошибаюсь, в Южной Африке додумались до “Графа Пушкина”. Замечаете, в каждом названии звучит нечто русское? В общем, ваш приоритет неоспорим, да и ваша водка крепче нашей. Но мы ведь знаем, что мода переменчива.

Даже члены правления “Юнайтед айриш дистиллерс” охотно соглашаются, что их водочная продукция не идет ни в какое сравнение с настоящей русской водкой, а к ней в Ирландии относятся уважительно. В пинотеке фирмы, где хранятся образцы спиртного из разных стран мира, меня с гордостью и удовольствием потчевали старым виски, которое “при наших дедах пили только священники” – лучший комплимент в Ирландии всему, что связано с едой или крепкими напитками, – но бутылку водки ленинградского завода только показали и разрешили подержать в руках. Судя по этикетке, бутылка увидела свет еще до войны.

Своим национальным напитком, как я уже говорил, ирландцы считают темное пиво “гиннесс”, образующее у края бокала густую белую пену. По виду это напоминает “ирландский кофе”, в состав которого входят горячий кофе с сахаром, ирландское виски и холодные сливки. Члены иностранных делегаций, особенно из Москвы, на официальных обедах и ужинах беспрестанно заказывают бокал за бокалом “ирландский кофе”, удачно сочетающий бодрящие и хмельные свойства с невинным названием.

Фирма “Гиннесс” оперирует на всех континентах, и ее продукция пользуется заслуженной популярностью в Москве, а было время, когда у нас даже “жигулевского” нельзя было купить, и ирландцы только облизывались, поглядывая на обширный русский рынок. Одновременно планировали рекламную кампанию, и мне показали брошюру на корявом русском языке, расписывавшую прелести “гиннесса”. Видимо, ирландская фирма гораздо раньше ЦРУ авитие РР поняла, что не вечна советская власть, решавшая за народ, какое пиво ему пить.

Не меньшую известность, чем главный продукт, компании принесла издательская деятельность, ограниченная изданием с 1955 года “Книги рекордов Гиннесса”, которая удачно сочетает солидность и добротность оформления с многочисленными иллюстрациями и любопытными фактами всех времен и народов, серьезными и развлекательными. Это, по сути, энциклопедическое пособие для решения мирным путем любых споров и разногласий, возникающих при близком и долгом общении с продукцией пивоваренных компаний, и настоятельно рекомендуется владельцам питейных заведений, которые не переносят вида драки и битой посуды.

По своей натуре ирландцы – народ благожелательный и добродушный. У них просто язык не поворачивается, чтобы вымолвить “нет”, даже когда они точно знают, что сдержать свое слово при всем желании не удастся. Они не способны отказать мало знакомому человеку и в информации, а если ею не обладают, полагаются на свое неиссякаемое воображение. Это нравится далеко не всем, порождает неурядицы и недоразумения. Поэтому “Книга рекордов Гиннесса” ежегодно дополняется с учетом неразрешенных споров и переиздается, неся в массы свет новых сенсаций и общеобразовательной информации.

Она выходит на сорока языках народов мира, распространяется в ста странах, и еще в 1976 году сама поставила рекорд, превысив достижения прошлого чемпиона, книги доктора Спока, на пятьдесят тысяч и достигнув тиража в двадцать четыре миллиона экземпляров. В новом тысячелетии тираж составил сто миллионов. С этой книгой не могут тягаться даже классики марксизма-ленинизма и их верные ученики, на издание трудов которых советская власть десятилетиями не жалела денег и хорошей бумаги. Даже библия… Нет, об этом ни слова из уважения к религиозным убеждениям пивоваров Ирландии.

Расторопные американцы в прошлом издавали нечто подобное, серию тощих книг под общим названием “Можете верить или не верить”, но это было просто занимательное чтиво без претензий на достоверность. “Книга рекордов Гиннесса” исключительно популярна благодаря широте охвата областей знания и несет сведения, почерпнутые из литературы, периодической печати, слухов и басен, сведения, нужные в дороге и дома, сведения полезные и никчемные – из медицины, космоса, спорта, истории, человеческой жизни, ее причуд и мирских глупостей. В одной из глав перечисляются все известные и полузабытые спортивные достижения, включая рекорды Олимпийских игр. Но пивоваров, как и их клиентов, больше привлекает информация, менее доступная и по-своему уникальная, которую не отыщешь в обычных справочниках.

К примеру, самый крупный проигрыш – миллион долларов оставил в игорных домах Лас-Вегаса шейх из Саудовской Аравии; дольше всех просидел в тюрьме американец, который провел за решеткой шестьдесят шесть лет и по выходе на волю жаловался, что заключенные явно злоупотребляют бранными словами в своей речи; самый мощный микроскоп увеличивает в 260 миллионов раз, и так далее. Можно найти ответы на самые неожиданные и каверзные вопросы, рождающиеся в ничем особенно не занятых головах и выходящие из пивной пены, почти как Афродита, нагие и прекрасные. Кто самый быстрый и самый медленный, самый ранний и самый поздний, самый высокий и самого маленького роста, самый тяжелый и самый легкий, у кого больше всех детей и жен, и тому подобное.

С каждым новым изданием прибавляется свидетельств того, что не знает границ стремление человека любым путем выделиться, хотя бы угодить в печать, если не удастся увековечить свое имя. “Книга рекордов Гиннесса” с самого начала отводила много места рекордам человеческой глупости и тщеславия, а с ростом ее популярности стимулирует читателей и почитателей проявить свои таланты. В десятках стран созданы клубы поклонников книги, и по всей планете проводятся смелые эксперименты над людьми. Кто-то целуется со скорпионами, другие сутками просиживают в клетке с ядовитыми змеями, третьи решают вопрос, сколько бездельников может набиться в уличную телефонную будку. Выпекается самый большой в мире шоколадный торт, соревнуются пожиратели бананов и велосипедов, и все ради того, чтобы “Гиннесс” причислил их к рекордсменам.

Избытком патриотизма авторы книги не страдают, и Ирландии отводится незначительное место. Сообщается, что ирландцы тратят еженедельно свыше миллиона евро на спиртное и страна лидирует в Западной Европе по проценту алкоголиков среди населения, что можно объяснить широким выбором крепких и дешевых напитков, включая нелегальные. В горной местности, где полиция связана с народом родственными и приятельскими узами, варят “почин”, по запаху напоминающий прокисшие сливы, а по вкусу – чистейший самогон. Достаточно выпить залпом в хорошей компании стакан этого снадобья, чтобы на веки вечные заслужить авторитет у местных жителей.

Хотя большинство не воротит нос при виде алкоголя, более пятисот тысяч ирландцев носят значки “пионеров”. Нет, не с портретом юного Ильича, без красного галстука, барабанов, костров и воспитания в надлежащем духе. Значок означает, что его обладатель дал зарок не употреблять спиртное в любом виде, многие – с юношеских лет. Семейная пара таких “пионеров” побывала у меня в гостях, и я совсем растерялся, не зная, что им предложить до ужина для разогрева беседы. Не начинать же в самом деле с кофе! Даже значок толком не рассмотрел, чтобы снова не попасть впросак. Удивили меня гости и порадовали.

По официальным данным, ирландцы выпивают ежегодно свыше двухсот миллионов литров пива, но нужно быть справедливым до конца и добавить к сказанному, что Ирландия одновременно занимает первое место в мире по потреблению невинного чая на душу населения – около четырех килограммов в год.

* * *

Статистика, как утверждают Илья Ильф и Евгений Петров, знает все. Но пока еще никто не удосужился подсчитать, сколько времени ирландцы проводят в пабах. Может быть, потому, что цифра получилась бы несуразная, пугающая людей трезвенных и хорошего паба не видевших. В Дублине на девять театров и сорок четыре кинотеатра приходится шестьсот пятьдесят пабов, а в деревушке Молбей, графство Корк, – двадцать семь пабов на шестьсот пятьдесят аборигенов, что, говорят ирландцы, еще не рекорд, так как некому и некогда вести подсчеты в других местах.

Вдали от родины житель Британских островов может испытать чувство ностальгии. С кем не бывает? Но больше всего тоскует по пабу. По возвращении из заграничной поездки он весьма пренебрежительно, с чувством собственного превосходства, отзовется об иностранцах, не имеющих своих пабов и не познавших радости жизни. Мои ирландские друзья, бывающие наездами в Москве, однажды ввалились в мою квартиру гурьбой и торжественно возвестили: “Юрий! От всей души поздравляем! У вас на Калининском проспекте открылось подобие паба. Прогресс налицо!” В подтверждение своих слов они продемонстрировали записку от директора пивного бара, своего рода пропуск, дававший право проходить в любое время без очереди. Разглядел-таки шустрый администратор настоящих ценителей.

Паб – сокращение от английского “public house”, “общественный дом”, то есть место общедоступное, приходи кому не лень, всякому будут рады. Переводить слово “паб” на русский язык бесполезно и, я бы сказал, грешно, потому что ничего подобного у нас нет, как нет в английском языке аналогов трактира, рюмочной и забегаловки. Владелец паба, и он же чаще всего бармен, официант и вышибала, един во многих лицах: внимательный слушатель, добрый советчик, передаточная инстанция, кредитор, животворный источник местных сплетней и слухов, наперсник и всеобщий любимец.

Под его началом не рядовое питейное заведение, а общественный институт, своего рода клуб, где почтенные отцы семейств спасаются от неугомонных подруг жизни с их однообразными хлопотами и до смерти надоевшими заботами о воспитании подрастающего поколения, тоскливой тревогой по поводу мелкого ремонта по дому и перспектив на будущее. Одновременно они уходят от вечного спора, зачастую грозящего распадом семьи, о том, какую программу смотреть по домашнему телевизору. Хозяин паба, если обзаводится болтливым ящиком, признает только спортивные передачи, пробуждающие у зрителей жажду, да еще новости, от беспробудной мрачности которых может запить и убежденный трезвенник. Других новостей по телевизору не бывает.

В пабах течет неспешная, уважительная беседа о делах мирских и взлетах душевных, и даже те, кто позволил себе лишнее, не решатся нарушить общий покой, а ноги им отказывают лишь по выходе на улицу. Там они и встречают рассвет в гордом одиночестве, потому как вытрезвителей в Ирландии не водится и каждый трезвеет в одиночку, не докучая ближним просьбой подать рассол, ибо прелестей рассола, как и ужасов вытрезвителя, ирландцы не познали. С нарастанием темпов глобализации у них еще все впереди.

Женщины узнают самые горячие новости, до которых еще не дорвались жадные на сенсацию газетчики, в очередях в продовольственных магазинах. Причем эти очереди как раз и образуются в Ирландии во время такого обмена животрепещущей информацией. А мужчины постигают смысл происходящего в стране и в мире за кружкой доброго пива. В обязанности новоприбывшего входит поставить выпивку всем собеседникам. Затем в дело вступает сосед по столику – и так по кругу, по очереди, пока есть деньги, и сохраняется возможность усидеть на стуле без посторонней помощи. Все зависит, в конечном счете, от темы разговора.

У себя дома ирландцы почти не пьют, разве только по семейным праздникам, на рождество да еще в гостях, чтобы не обидеть хлебосольных хозяев. Но и паб они посещают не столько ради того, что способен предложить его владелец, сколько ради аудитории. Ведь у каждого уважающего себя гражданина Ирландии к вечеру накапливается несколько тысяч слов, которыми он просто обязан поделиться со всеми друзьями, родственниками, соседями, знакомыми и незнакомыми, и паб служит верной отдушиной. Не будь этого предохранительного клапана, страшно подумать, что могло бы произойти со страной, где красноречие считается непременным атрибутом всех ее жителей и настоятельно требует выхода. Самая трудная проблема – вовремя и без потерь найти благодарных слушателей.

Вначале я, по примеру новых знакомых, назначал деловые свидания в пабах, но там на меня обрушивался такой мощный поток информации, что я начинал захлебываться в прямом и переносном смысле. Да и доверительная беседа через пять-десять минут принимала всеобщий характер. Весть о появлении русского журналиста быстро разносилась по столикам, и всегда находились желающие посмотреть, как много может выпить русский человек. Меня оставляли в покое только на Аранских островах и в Корке. В конце концов, я отказался от посещения пабов по делу, но продолжал в них захаживать, потому что пабы, безусловно, одна из самых колоритных достопримечательностей Дублина.

Помещение, как правило, сравнительно небольшое. Потолок иногда достигает почти церковных высот, но под ним открывается пространство, не разъединяющее, а объединяющее посетителей. Сидящие за разными столиками могут свободно переговариваться, не повышая голоса, что создает атмосферу комфорта и расслабленности. Хозяин каждого паба стремится обставить его так, чтобы он не походил на заведения соседей и конкурентов. И здесь фантазия воистину безгранична. Одних влечет романтика моря, другие уходят в глубокую историю или впадают в сельскую идиллию. Третьи крепко держатся за питейную тематику, заменяя стулья дубовыми бочонками и выставляя коллекции затейливых пивных кружек. Общий стиль – добротность, солидность, основательность.

Над головой висят седла или рыбацкие сети, на стенах – картинки или расписные тарелки, а пол посыпан пахучими опилками или убран зелеными ветками. Стены обшиты темным дубом “под старину” и редко – современным броским пластиком. В сторонке, не обязательно, но желательно, по-домашнему уютно пылает камин либо призывно переливается разноцветными огнями игральный автомат, дань времени, выдающий в виде выигрыша жетоны на даровую выпивку. В баре можно перекусить свежими бутербродами, которые делают только по заказу, чтобы не зачерствели, а в соседних помещениях, если они имеются, подают обеды и ужины.

В желобах деревянной надстройки над баром торчат аккуратными рядами свежевымытые и надраенные полотенцем до ослепительного блеска рюмки и фужеры, висящие вниз головой, как летучие мыши. Повышенным спросом они не пользуются, поскольку предназначены для редко употребляемых напитков. В ходу толстенные кружки или высокие стаканы, вмещающие одну пинту, чуть больше пол-литра, и полупинтовые бокалы для пива доброй дюжины сортов, разновидностей и национальностей. Бармен каким-то чудом ухитряется быстро обслужить всех посетителей, обменяться словом с завсегдатаями, поприветствовать новичков, вымыть и насухо протереть посуду, сделать бутерброды, улыбнуться чужой шутке, вовремя навести порядок на стойке и чуть пригубить из стакана, если уж очень настаивает достойный клиент, остро нуждающийся в собутыльнике.

По своей многочисленности пабы могут соперничать в Ирландии даже с церквами. Однако богоугодным учреждениям, конечно, не сравниться с их преуспевающими конкурентами по красочности и многообразию оформления, несмотря на обилие позолоты. Пабы всегда разные и на все вкусы, даже самые привередливые. То заполненные песнями и разговорами, утопающие в густом табачном дыму и всеобщем гвалте, визгливые и кичливые, как члены парламента. То высокомерные, преисполненные чувства собственного достоинства и важности своего вклада в жизнь общества, как священнослужители. В центре Дублина на квартал приходится три – четыре паба, а в отдаленных пригородах и малых городах они гордо стоят особняком, подчеркивая свое право на уважение незаметными вывесками: знающий человек дорогу всегда найдет, как лошадь – к дому.

У каждого паба свое лицо и свой характер, который определяют завсегдатаи, а они делают свой выбор по месту жительства, работы или профессии. Отсюда студенческие или рабочие питейные заведения, что диктуется близостью завода или университета, а чаще, как в клубах, собираются актеры, писатели, поэты, журналисты или печатники, уголовники или полицейские, чиновники или предприниматели. Многое зависит от склонностей и прошлого хозяина, его готовности поверить в кредитоспособность клиента, у которого, как на грех, не оказалось денег на последний глоток “на посошок”.

Есть пабы подчеркнуто беспартийные и с четкой политической окраской, разбитые на два лагеря: в одних стремятся сокрушить все и вся, а в других натужно подпирают плечами незыблемость существующих порядков. Единым для всех остается уютное помещение, двери которого открыты для всех, кому взбрело в голову зайти на огонек, хотя в одних пабах кружка пива стоит на пару пенсов дешевле, а в других дороже, что формирует и соответствующую клиентуру.

В пабах находят друг друга знакомые, соседи и товарищи по работе, что сводит до минимума необходимость приглашать и ходить в гости и снимает гору с плеч домашних хозяек. В пабах назначаются деловые встречи и любовные свидания, проводятся собрания благотворительных обществ, союзов охотников и любителей животных, защитников окружающей среды и филателистов, организуются партийные и профсоюзные конференции, собеседования и дискуссии, танцевальные вечера и вечера народной песни, выставки, а то и показ последних мод сезона. В пабах мне доводилось присутствовать на пресс-конференциях, читать лекции и проводить беседы. Паб – институт демократический, и если нет настроения принимать спиртное – воля ваша, и к вашим услугам широкий ассортимент прохладительных напитков и фруктовых соков. Ведь в пабах бывают и женщины.

А отношение к женщинам, естественно, особое, о чем говорит такой случай из судебной практики. Однажды полиция графства Типперери арестовала группу людей, засидевшихся в пабе за полночь. По ирландским законам, это серьезное правонарушение, и ответственность несет, в первую очередь, владелец заведения, которого могут лишить лицензии на торговлю спиртным. Пабы закрываются в одиннадцать вечера, и минут за десять до рокового часа бармен возглашает: “Джентльмены, посмотрите, пожалуйста, на ваши часы!” Посетителям разрешается допить оставшееся у них в кружках и бокалах, но заказы больше не принимаются. Народ, ощутив сухость во рту, начинает расходиться.

В суде хозяин паба в Типперери пытался оправдать свой неблаговидный поступок ссылкой на четырнадцатую годовщину своей свадьбы. Судья, человек тоже семейный, и со стажем, принял мольбы подсудимого к сведению и ограничился мягким приговором, повелев всем уплатить штраф. Только женщины были избавлены от наказания на том основании, что они находились в пабе под влиянием своих мужей и спутников. В Дублине страшно возмутились борцы за окончательную и бесповоротную эмансипацию слабого пола и назвали приговор “проявлением мужского шовинизма. В Типперери женщины очень хвалили судью.

Метки: , ,

Последние публикации в категории


Похожие публикации

Nasha Gazeta